Она

У него была всего одна молитва, лишь одна. Ранее он совершенно не молился, даже в те моменты, когда жизнь вырывала из смятенной души крики бессилия и гнева. Но теперь, сидя у открытого окна вечером, когда город озаряется немыми, бесчисленными огнями, или на палубе парохода в час розового предрассветного тумана, или в купе вагона, устало скользя взглядом по бархату и позолоте отделки – он молился, завершая тревожный, гремящий день, полный тоски…